fbpx

Спастись от родной семьи. Побеги из дома и убийства чести

Кавказ.Реалии

Месяц назад в Махачкале напали на шелтер волонтерской группы «Марем» – квартиру-убежище, в которой скрывались спасавшиеся от семейного насилия люди. Целью нападавших было возвращение домой жительницы Чечни Халимат Тарамовой. С помощью полиции родственники Тарамовой насильно увезли её домой. После этого ЧГТРК «Грозный» выпустила специальный репортаж, в котором Тарамова уверяет, что у неё все замечательно. Правозащитники этому не верят. Что грозит сейчас ХалиматТарамовой и возможноли повторение этой ситуации с другими женщинами?

Убийство чести

В первые часы после похищения Тарамовой правозащитники заявляли про вероятность «убийства чести» Это убийство родственниками члена своей семьи во избежание навлеченного на нее «бесчестия».

«Термин «убийство чести» — не самый подходящий в данном случае, так как он предполагает, что честь Халимат действительно была затронута. Но она бежала от насилия в семье и не сделала ничего предосудительного. Хотя действительно другой терминологии для этого явления у нас пока нет», — объясняет юрист организации «Правовая инициатива» (российские власти внесли «Правовую инициативу»в список иностранных агентов, организация с этим не согласилась. – Прим.ред.) Ольга Гнездилова.

По мнению Гнездиловой, для Тарамовой риск «убийства чести» действительно существует, и самое главное сейчас – привлекать внимание к этой ситуации, требовать, чтобы ее продолжили показывать живой и невредимой, пусть и по чеченскому телевидению.

«Шум, который поднялся после ее похищения, помог сохранить ей жизнь и вынудил семью предъявить ее общественности в добром здравии. Поэтому поддержание внимания к судьбе Халимы – это гарантия ее безопасности», — уверена Гнездилова.

Несмотря на то, что местные обычаи на словах содержат одинаковые требования к поведению мужчин и женщин, подавляющее большинство жертв убийств чести составляют именно женщины и девочки. Случаи, описанные в исследовании проекта «Правовая инициатива», очень разные – это убийства женщин за реальные добрачные отношения (жизнь мужчине при этом сохраняют) и даже за сплетни, которые распространили соседи, якобы увидевшие, что женщина держится за руку с мужчиной. Мотивы ряда убийств и вовсе корыстные – брат наговорил на сестру, чтобы не делить с ней родительский дом. В одном случае отец убил свою 14-летнюю дочь якобы за связь с мужчиной, однако не знал, что накануне убийства она успела рассказать тете, что сам отец ее изнасиловал. То есть убийство может быть совершено и с целью скрыть свои собственные преступления.

«Случай Халимы похож – она начала говорить о жестокости отца, который является большим начальником и, судя по всему, не может допустить разглашения. Объявление женщины «порочной» несет и дополнительный эффект – местные правозащитники и следователи не будут разбираться, чтобы не «запачкаться», — подчёркивает Гнездилова.

В то же время, по мнению программного координатора Фонда имени Генриха Бёлля в России, социолога и гендерного исследователя Ирины Костериной, опасность для жизни Халимат Тарамовой благодаря огласке уже миновала.

«Многое зависит от того, какая семья у конкретной девушки. Отец Халимат Тарамовой — влиятельный человек, входящий в клан Кадырова, поэтому у него есть много возможностей и полномочий. Если бы эта была девушка из обычной семьи, без влиятельных родственников, история могла бы закончиться по-другому, — рассуждает Костерина. — Благодаря очень сильной огласке, которую получил эту случай, я сомневаюсь, что родственники могут её убить. Они уже предъявили её местному телевидению, показали, что вот она, жива-здорова, поэтому я не думаю, что ей грозит убийство чести. В то же время её принуждают жить в обстоятельствах против ее воли. Она явно не хотела продолжать жить со своим мужем, продолжать жить со своей семьей. Другими словами, я не думаю, что мы о смерти человека можем здесь говорить, но об удерживании человека – можем».

Костерина считает, что судьба Тарамовой может сложиться удачно, только в случае вмешательства «сверху». «Здесь нужна политическая воля на очень высоком уровне. Либо личное решение Кадырова, который скажет, что, вот, мы отпускаем её. Либо вмешательство федеральных властей, которые скажут, что беспокоятся о ней», — объясняет эксперт.

Откройте, полиция!

По мнению Гнездиловой, в последнее время наблюдается ужесточение отношения к женщине именно в Чечне, где власть все больше радикализуется, проповедует насилие и подчинение. В этой связи она напоминает о многочисленных извинениях перед руководством республики и страхом многих жителей Чечни «сказать что-то не так».

Тарамова стала не первой беглянкой, которую пытались вернуть родители.

«Совсем недавно была очень похожая история Заиры Сугаиповой. Она жила и училась в Москве, но терпела постоянные побои и угрозы со стороны отца. Заира укрылась в кризисном центре, написала заявление о побоях и попросила помощи. Родственникам удалось найти Заиру и отвезти в Чечню. Спустя несколько дней мы увидели такой же сюжет на ЧГТРК, где девушка обвиняет в своем побеге женские организации. Родители забрали ее документы из московского вуза и прервали все ее внешние контакты. С тех пор о ней ничего не известно. Были также случаи похищения женщин из шелтера в Беларуси», — вспоминает Гнездилова.

В практике центра защиты пострадавших от домашнего насилия при Консорциуме женских НПО есть женщины из Северного Кавказа, которые вынуждены были бежать от домашнего насилия, от жестокого обращения со стороны как родственников мужа, так и со стороны своих. Им поступали угрозы, их пытались найти, их пытались вернуть, утверждает пресс-секретарь организации Софья Русова. В некоторых случаях сотрудники полиции тех регионов, в которых они находили убежище, вели себя адекватно и не выдавали их.

«Однако практика такова, что родственники выезжают за ними в другой регион, пытаются их отследить и насильно вернуть. Безусловно, это страшная ситуация, в которой иногда юридических механизмов недостаточно, — подчеркивает Русова. — Эта ситуация в Дагестане затрагивает очень серьезную тему – безопасность шелтеров. Насколько убежище может действительно служить убежищем для тех, кто скрывается от агрессоров? И вопиющий случай, конечно, что МВД само нарушает здесь права».

По мнению Ирины Костериной, общественный резонанс может оказать существенное влияние на развитие ситуации с Тарамовой.

«Сейчас, конечно, был большой резонанс. Есть надежда, что к этому случаю будет привлечено больше внимания и, может быть, на будущее люди, которые собираются преследовать этих женщин, будут действовать не такими наглыми методами. Потому что сейчас это всё снято на камеры, выложено в сеть. Всех этих людей, дагестанских полицейских, видно. Я надеюсь, что для них будет какое-то наказание, потому что они незаконно ворвались в чужое жилище», — говорит Костерина.

«Правозащитники» как ругательство

«Правозащитники» на похищение Тарамовой тоже реагировали – именно они посещали её дома вместе с журналистами ЧГТРК «Грозный». В то же время их визит так ни на что и не повлиял.

«Была очень запоздалая реакция со стороны государственных органов, и все-таки те институты, которые наделены властью, институт, например, уполномоченного по правам человека, могли бы оперативнее реагировать на такие вопиющие факты нарушения прав женщин, прав людей. Тем более что нарушение касалось не только одной девушки из Чечни», — считает Софья Русова.

Ирина Костерина говорит, что «не уверена, что в кавычках или без кавычек мы можем называть этих людей правозащитниками».

«Я не очень поняла, чиновник какого уровня все это устроил. Мне кажется, что в последнее время в Чечне понятие «правозащитник» очень исказилось и имеет совершенно другой оттенок. Правительство Чечни сейчас «правозащитниками» обзывает. Для них это люди с западными ценностями и деньгами, которые пытаются разрушить прекрасную Чечню и вторгаются туда со своими идеями или ещё чем-то. Но все знают про извинения чеченские и про всё прочее. Понятно, что у людей отношение к этому как к советской пропаганде: понятно, кем и как это всё снимается и для чего», — утверждает Костерина.

По словам же Ольги Гнездиловой, «чеченские правозащитники не могут критиковать местную власть, все хотят жить».

«Хорошо, если они будут регулярно, а не только после шума в СМИ, встречаться с Халимат, Заирой и другими девушками, увезенными в Чечню из шелтеров, — рассуждает эксперт. — Убежать из ситуации домашнего насилия очень тяжело. Не только на Северном Кавказе, но и по всей России и даже миру токсичные родители и партнеры постепенно лишают женщину субъектности, не позволяют распоряжаться деньгами, даже мелкими, чтобы не было возможности отложить на побег, забирают паспорта и все документы, чтобы нельзя было купить билет, отбирают телефон, а в случае побега обращаются в полицию, и я уверена, что не просто так полиция разворачивает такие деятельные «поисковые операции».

Корень проблемы

По словам Софьи Русовой, на Северном Кавказе, как, в принципе, и в Южном федеральном округе ситуация с правами человека — особенно сложная, т.к. она осложнена традиционными представлениями о семье и о роли женщины.

«Если говорить о стереотипах и о гендерном устройстве общества, если говорить об убийствах чести, калечащих операциях, то это, конечно, специфика Северного Кавказа. Соответственно, на Кавказе работать по гендерной тематике сложнее», — говорит Русова.

Русова отмечает, что в целом в России есть проблема нехватки шелтеров, а случай в Махачкале – это не только удар по проблеме домашнего насилия, но и попытка давления на независимые шелтеры, которые вынуждены организовывать волонтерки в отсутствие государственной поддержки.

Представитель центра ссылается на закон «Об основах социального обслуживания граждан», по которому насилие в семье признается основанием для предоставления социального обслуживания как государственными, так и негосударственными организациями. Закон определяет внутрисемейные конфликты, к которым относится и насилие, как основание для признания женщины или мужчины нуждающимися в получении социального обслуживания. Согласно тексту документа, жертвы имеют право на получение психологической, медицинской, правовой и других видов помощи, а также могут получить доступ к срочным социальным услугам, к которым относится и получение временного жилого помещения.

«Наши адвокаты и мы уже давно говорим о том, что должны быть определенные стандарты оказания помощи. Но, к сожалению, стандарты, касающиеся в том числе конфиденциальности, безопасности, направлений в соответствующие органы, поддержки в кризисных ситуациях, не выработаны. И количество социальных услуг, которые может получить женщина в ситуации насилия, зависит от региона», — подчеркивает Русова.

На сегодня в России нет единых федеральных стандартов по количеству приютов, необходимых для проживания населения, нет соответствия единых руководящих принципов функционирования кризисных приютов для женщин как в государственном, так и в частном секторе, обращает внимание Русова.

«Когда мы проводили экспертные исследования в 2014-2015 годах, то в 53 российских регионах было выявлено 95 убежищ для женщин, как государственных, так и неправительственных, в которых имелись в общей сложности 1 349 мест, — рассказывает Русова. — Однако для женщин в кризисных ситуациях было выделено всего из этих мест 434. Но при этом в понятие «кризисные ситуации» включались не только ситуации домашнего насилия, но и другие».

В то же время по стандартам Совета Европы, предполагается, что власти должны предоставлять жертвам насилия достаточное количество мест в приютах — как минимум одно семейное место на 10 тысяч человек населения.

«В наличии должен иметься по крайней мере один специализированный приют для женщин в каждом регионе и должен быть формат услуг, учитывающих потребности женщин. В том числе, по европейским стандартам, должен быть отдельный подход к женщинам-мигранткам, женщинам из числа меньшинств, женщинам-инвалидам и женщинам с психическими расстройствами или наркоманией, — перечисляет Русова. — Исходя из численности населения России минимальная потребность составляет не менее 15 тысяч мест в приютах. В кризисных центрах такого количества в России нет. И даже в Москве те центры, которые работают, в полной мере не могут обеспечить запрос».

Также Русова подчеркивает, что из-за размеров России во многих регионах просто нет доступа к этим социальным услугам, особенно если пострадавшие живут в небольших населенных пунктах.

***

На днях активистки правозащитной группы «Марем» призвали депутата Госдумы Оксану Пушкину поговорить наедине с похищенной из махачкалинского шелтера жительницы Чечни Халимат Тарамовой. Ранее Пушкина заявляла о намерении встретиться с Тарамовой. Пока что ответа депутата не последовало.

Иллюстрация : Дария Гонзо

Поделиться:

Share on twitter
Share on vk
Share on odnoklassniki
Share on telegram
Share on whatsapp
Подписаться Закрыть
Мы используем cookie-файлы для наилучшего представления нашего сайта. Продолжая использовать этот сайт, вы соглашаетесь с использованием cookie-файлов.
Принять