13 апреля в России стартует просветительская акция «Неделя осведомленности о сексуализированном насилии», организованная Центром «Сестры». В этом году она пройдет третий раз и впервые все мероприятия из-за пандемии коронавируса переносятся онлайн. Согласно данным ВЦИОМа за 2018 год каждая четвертая женщина сталкивается с нежелательными попытками склонить ее к сексуальным отношениям и с насилием сексуального характера. При этом по данным Центра «Сестры» степень латентности этой проблемы остается очень высокой. Мы поговорили с Надеждой Замотаевой, которая работает в Центре «Сестры» с момента его создания и прошла путь от консультантки телефона доверия до главы организации о том, как изменилось отношение к проблеме за последние годы, почему пострадавшие не идут в полицию и как патриархальное общество убивает личность.
- В прошлом году Центру «Сестры» исполнилось 25 лет. За эти годы проблема сексуального насилия и насилия вообще стала более видимой в России?
Опираясь на статистику обращений, которую мы ведём с момента создания организации можно сделать вывод, что проблема стала видимой, так как количество обращений за помощью увеличилось. Но с другой стороны, мифы о насилии и в том числе о сексуализированном не исчезли, их стало больше, а значит понимания о проблеме в обществе нет. Насилие оправдывается, мало кто понимает, что насилие – это преступление против личности в основе которого лежит желание власти и контроля над другим человеком, его телом. Патриархальная «культура насилия» транслирует нормализацию насилия, как допустимую форму поведения, обвиняет пострадавших и делает упор на «провокацию насилия».
- Где это проявлялось?
Это было хорошо видно, когда Россия готовилась к проведению Чемпионата мира по футболу. В СМИ вышел ряд статей, где обществу навязывали негативный собирательный образ современных молодых женщин, негативно отзывались об их поведении, называли распущенными и провоцирующими. Миф о провокации насилия – любимый миф тех, кто его совершает, так как преступник тем самым снимает с себя ответственность за свои действия, перекладывает её на того, над кем надругался, да ещё и подменяет понятия, называя преступление «добровольными сексуальными отношениями». Если смотреть с этой точки зрения, то общество исторически откатилось назад в понимании проблемы насилия в целом и сексуализированного в частности. Происходит перенос ответственности с того, кто совершил преступление на того, кто подвергся преступлению. Это непонимание сути происходящего, это моральное сочувствие агрессорам, которых «довели» и словно вынудили совершить преступление. Да, мы замечаем некоторые изменения. Мы стараемся участвовать в публичных дискуссиях на эту тему и видим, как растёт количество публикаций, раскрывающих тот или иной вопрос. Но всё это пока капли в море общественного мнения, транслирующего гендерные стереотипы и возлагающего вину за насилие на самих пострадавших. Существенной части населения просто недоступны просветительские материалы.
- Сейчас принято употреблять термин «сексулизированное» насилие, вместо сексуального. В чем разница?
В прошлом году на 2-й неделе #СтопСН центр «Сёстры» стал инициатором смены семантики проблемы. Эта инициатива назревала все годы существования организации. Мы видим, что определение «сексуальный» не отражает сути проблемы, негативно влияет на тех специалистов, которые участвуют в решении проблемы. Я говорю о полиции, медработниках и психологах. И опять это разговор о мифах, которые напрямую влияют на работу этих специалистов и влияют негативно. В полиции – это отказ в принятии заявления от пострадавших, в судах – отсутствие обвинительного приговора или минимальный срок, в медучреждениях – это отказ в срочной помощи пострадавшим с кровотечением и требование немедленно обратиться в полицию, в психологии – это тема «почему с вами это произошло, что вы сделали не так».
Вот уже более 25 лет мы слышим о таких формулировках от тех, кто обращается к нам за помощью. Решение о том, что нужны перемены назрело давно и первым шагом стало новое определение «сексулизированное насилие». Это мировой опыт, попытка разорвать связь и стереть знак равенства между двумя понятиями – насилие и секс, который существует в языке, а значит в головах людей.
Кстати, наша инициатива о проведении, ежегодно, просветительской недели #СтопСН – это в первую очередь, информирование общества о том, что такое насилие, каковы его последствия для пострадавших, их близких и общества, это призыв к прекращению насилия.
- Какова официальная статистика МВД по сексуализированному насилию? Отражает ли она реальную ситуацию?
В 2018 году, когда проходила первая просветительская неделя, мы планировали открытую дискуссию с представителями МВД о разнице в цифрах статистики, которую собирают они и которая есть у нас. План не воплотился, никто не пришёл на наше приглашение. Но вопросы остались. Наши цифры говорят о том, что в полицию пострадавшие стараются не обращаться. В первую очередь потому, что не верят, что им там помогут. Проблемы начинаются ещё на стадии подачи заявления, но если этот порог преодолён, далее надо рассказать всё в деталях дознавателям, затем следователям. Это очень сложно выдержать и физически и тем более, психологически, так как то, как работает этот процесс у психологов называется повторной травматизацией.
- Можно ли избежать подобной травматизации?
Да, можно, если в обществе пострадавших от насилия будут поддерживать, сотрудники полиции и другие специалисты будут проходить специальное обучение и все общество будет знать, что насилие недопустимо. Сейчас же это происходит потому, что так работают мифы о насилии: пострадавшую обязательно спросят, как она была одета, зачем она туда пошла, а если насильник знаком с пострадавшей, то сделают замечание, что надо лучше выбирать себе друзей. Допросы длятся много часов подряд, пострадавшая обязана рассказывать о произошедшем с ней и забрать заявление она не сможет; это так не работает. Правоохранители часто не хотят вести такие дела, с ними трудно работать, поэтому они пользуются уязвимостью пострадавших, чтобы избежать самого возбуждения дела: не принимают заявление, не регистрируют его и не выдают талон-уведомление, угрожают статьёй о клевете или о даче ложных показаний. Уголовное производство не может быть прекращено, а мы часто слышим из СМИ о том, что пострадавшая забрала заявление и дело прекратили. Значит это лишь одно – заявление не было принято.
- Сколько процентов от общего количества пострадавших обращается в полицию?
Пострадавшие зачастую не имеют достаточных ресурсов для обращения в полицию. По нашей статистике, только около 15% от числа обратившихся на телефон доверия или кризисную почту центра «Сёстры» подают заявление в полицию. Около 3% доходит до суда и 1% – это вынесенный приговор, который не обязательно становится обвинительным.
- Что с правозащитной точки зрения считается изнасилованием?
Насилие, а тем более сексулизированное – это тяжелейшая психологическая травма, и в каждом индивидуальном случае она может сопровождаться физическим насилием, травмами, угрозами. Его последствия изживаются годами или вообще всю жизнь. Изнасилование – это преступление против личности. Формы могут быть различными и шире того понимания, которое заложено УК РФ. Изнасилование нарушает базовые права человека, которые сформулированы во Всеобщей декларации прав человека: в статье 3 «Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность» и статье 5:»Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию».
Можно также процитировать российский уголовный кодекс: «Изнасилование, то есть половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей…». В правоприменительной практике насилием считается только физическое насилие (побои, угрозы оружием). Специалисты, работающие с проблемой насилия, знают, что насильник может манипулировать или просто обмануть, угрожать не только физическим ущербом, но и какими-то другими негативными последствиями для пострадавших или их близких. В отличие от секса, который строится на принципах взаимности и согласия, изнасилование – это нарушение права на самостоятельное принятие решений о себе и своей жизни, когда с кем и каким образом вступать в близкие отношения.
- Какова главная проблема в доказывании факта изнасилования?
Вопрос доказывания – это работа правоохранительных органов и тех юристов, которые помогают пострадавшим защитить свои права. С точки зрения нашей организации, пострадавшие сталкиваются с неверием, обвинением, обесцениванием их личности и игнорированием. Главная проблема в том, что насилие отрицается как преступление, чувства пострадавших обесцениваются, а последствия для их дальнейшей жизни игнорируются. Насильники сознательно выбирают безопасные для себя обстоятельства, поэтому так сложно доказать их преступления. Они нападают на тех, кто зависит от них или боится, кому, по мнению насильника, не хватит сил защититься. Как правило, у таких преступлений нет непосредственных свидетелей. Пострадавшие сразу после изнасилования находятся в шоковом состоянии.
- На ваш взгляд у специалистов достаточно компетенции, чтобы работать с этой темой?
Это одна из существенных проблем: следственный процесс не учитывает эту специфику, полицейские и медики не проходят обучение как корректно работать в таких ситуациях. Сразу после изнасилования, когда ещё могут сохраниться следы преступления, пострадавшие скорее думают о том, как избавиться от всего, что напоминает им об испытанном ужасе. Правоохранителям надо очень постараться заслужить доверие, надо чтобы мысль о том, чтобы сразу обратиться к ним не грозила усугублением травмы.
- Как вы объясняете то, что в России можно очень часто столкнуться в виктимблеймингом? Пожалуй, чаще всего он направлен именно на жертв сексуализированного насилия.
Ещё один аспект проблемы в том, кто совершает насилие. Анализируя обращения, мы видим, что чаще насильником/агрессором становится близкий человек: родственник, друг, знакомый, коллега по работе или учёбе, то есть это те люди, которые входят в понятие о «кругах доверия», от них не ожидают нападения, сексуализированного насилия. Более половины всех обращений, а в иные годы это число доходило до 80%. Этот факт ещё более осложняет обращение в полицию, так как пострадавшие испытывают страх, и очень часто – давление со стороны семьи, родственников или знакомых. Кроме всего перечисленного, могу сказать, что и общество оказывает давление на пострадавших от сексуализированного насилия и оправдывает насильников – это и есть виктимблейминг. Мы все видели, как раскололось общество при обсуждении проекта закона о профилактике домашнего насилия. Кто были те люди, которые выступают против принятия этого закона?! Ответ очевиден.
- Каков процент обратившихся к вам за помощью мужчин?
Из известных нам случаев около 6% пострадавших составляют мужчины. Довольно часто они сталкиваются с насилием в юном возрасте, когда у них нет возможности обратиться за помощью. Взрослым мужчинам может быть сложно обратиться к специалистам из-за тех же гендерных стереотипов, будто мужчина не может быть уязвимым. Мы понимаем, что на самом деле любой человек может столкнуться с насилием, поэтому помогаем всем пострадавшим вне зависимости от пола, возраста, сексуальной ориентации и других факторов.
- Однажды я беседовала с иностранной приятельницей, и она спросила, почему в России девочек не учат сопротивляться насилию. Честно говоря, я не знала что ответить. Ведь в тех случаях, когда женщина сопротивляется она чаще всего еще и становится обвиняемой. Как вы думаете, почему в России такое отношение в судах и у следствия к вопросу самообороны?
Это проблема законодательства. Но хочу особо отметить, что возможность защитить себя есть не всегда, и тогда, эти умения становятся дополнительным травмирующим переживанием если женщина не смогла их применить. Да, я согласна, что учиться себя защищать – это очень важно и нужно. Но проблема не в том, есть ли такие умения у женщин, а в том, что в обществе есть условия для совершения насилия в отношении женщин и детей, как уязвимых групп. В том, что насилие не осуждается и не отторгается обществом, а усваивается с детского сада, как норма жизни. В том, что закон находится на стороне «сильных». В том, что «добро должно быть с кулаками». Всё это про то, что наше общество ещё только находится на пути к гуманистическим принципам существования всех его членов, к верховенству закона для всех и защите прав для всех. Изнасилование – это ситуация угрозы жизни. Большинство людей вообще замирают от страха, это естественная реакция, необходимая для выживания. А в некоторых случаях активное сопротивление может только больше разозлить насильника.
- Полицейские иногда используют термин «ненастоящее изнасилование». Что это значит и чем оно отличается от «настоящего»?
«Настоящим» считается, видимо то преступление, когда преступник не знаком с пострадавшей, напал на неё темной ночью в глухом переулке, является лицом с иной национальностью в отличие от титульной, а у пострадавшей есть доказательства сопротивления на теле. Да, и главное, чтобы она была «правильно» одета, вела безупречную жизнь в нравственном плане, а лучше, чтобы её вообще небыло. Все это мифы о насилии и они имеют тяжкие последствия для пострадавших.
- Как изменилось взаимодействие с представителями МВД за последние 10 лет? Сохранилась ли возможность совместной работы?
Взаимодействия нет. Последние совместные проекты мы провели в середине двухтысячных годов. Это был проект по сохранению доказательной базы для переживших сексуальное (тогда так назывался проект) насилие. Совместно с прокуратурой Москвы и Бюро судмедэкспертизы были созданы специальные бумажные формы, которые могли храниться в личных картах и которые мог заполнить врач, если ему сообщалось о пережитом насилии. Последний наш проект был посвящен проблеме торговли людьми. Он назывался «МВД и НКО: вместе против торговли людьми», когда в УК были введены соответствующие статьи.
- В какой сфере работы и деятельности больше женщина сталкивается с ситуацией к принуждению к сексу, харассменту и изнасилованиями?
В нашей стране женщина везде подвергается опасности пережить насилие во всех его формах. Хочу заметить, что «принуждение к сексу» – это смысловая ловушка, которую используют адвокаты насильников и те, для кого насилие – норма поведения и жизни. Нет никакого секса, если есть принуждение. Надо понимать, что секс – это добровольное, осознанное информированное обоюдное действие двух взрослых людей. Всё остальное – это сексулизированное насилие в разных формах, которые в реальной жизни шире тех пяти статей из уголовного кодекса.
- Стоит ли женщинам идти на курсы самообороны?
У всех людей бывают периоды уязвимости, поэтому невозможно профилактировать насилие только курсами самообороны для женщин. Важно создать такие условия в обществе, при которых безопасных обстоятельств и безнаказанности для насильников не будет вовсе. Это наша общая задача.
Беседовала Софья Русова
Фото из личного архива Надежды Замотаевой
Центр «Сёстры» — неправительственная и некоммерческая организация, работающая в Москве с 1994 года. Центр помогает пострадавшим от сексуального насилия и их близким. Помощь предоставляется бесплатно, с соблюдением принципов анонимности и конфиденциальности всем обратившимся независимо от пола, идентичности и места жительства.C 2015 года Центр «Сёстры» работает за счёт частных пожертвований. Вы можете внести свой вклад в работу центра, сделав пожертвование по этой ссылке.
