Адвокат Анна Гордеева начала заниматься делами о домашнем насилии практически сразу как получила адвокатский статус. Среди дел, которые вела и ведет Анна вместе с «Центром защиты пострадавших от домашнего насилия» – дело Лилии Волковой, которая ушла от мужа-агрессора, а тот вскоре выкрал малолетнюю дочь и вывез в Тайланд. Скрывшись в другой стране, мужчина совершал с ребенком развратные действия сескуального хараткера, снимал на видео и посылал их бывшей жене, которая на расстоянии ничего не могла сделать, дело режиссера Агнии Галдановой, на которую в центре Москвы напали и избили двое мужчин, кроме того Анна продолжает вести дела Маргариты Грачевой о разделе имущества с бывшим мужем. Сейчас в суде рассматривается дело об убийстве в марте этого года в Москве на улице Партизанской. Сожитель молодой мамы Екатерины Телькиной жестоко забил ее до смерти, а после убийства он двое суток провел с годовалой дочерью в квартире, пока обеспокоившиеся молчанием Екатерины родственники не приехали к ней домой и не открыли квартиру. Убитая женщина многократно писала заявления в полицию о побоях, а в день убийства полицию несколько раз вызывали и соседи, которые слышали крики, доносившиеся из квартиры. Однако полиция, формально постояв у дверей, уезжала обратно, не предприняв никаких попыток выяснить, что происходит внутри. Мы поговорили с Анной Гордеевой о трагедии на Партизанской, о том, какой этап для адвоката в делах о домашнем насилии самый сложный и о том, как полиция старается примирить агрессора и пострадавших.
- В деле об убийстве в районе Кунцево, на Партизанской, конечно, поражает то, как вела себя полиция. Удалось ли привлечь полицейских к ответственности?
Нам удалось добиться возбуждения уголовного дела о халатности в отношении сотрудников полиции. Пока что оно возбуждено в отношении неопределенного круга лиц. Следователь по этому делу еще не определился с субъектом преступления. Дело об убийстве Екатерины Телькиной возбуждено по статье 111 часть 4 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью) и уже рассматривается в суде. После того, как будет вынесен приговор убийце, у следственного отдела, который занимается халатностью, будет причинно-следственная связь между этими двумя делами, и тогда, может быть, дело о халатности сотрудников полиции пойдет как-то побыстрее. Следователь, который расследует халатность, рассказал, что у него накоплено уже три тома по делу, и он говорил о том, что должен опросить порядка 80 сотрудников полиции. Когда мы общалась с ним в последний раз, он опросил только 13. Пока он не опросит всех, дальше двигаться не может.
- В какие сроки вы ожидаете, что будет вынесен приговор по делу Телькиной?
Недавно по нему должны были состояться заседания, но в связи с тем, что у нас СИЗО в Москве закрыты на карантин, нашего подсудимого не вывезли в суд, и его рассмотрение перенесено на неопределенный срок. Оно в принципе идет уже к завершению: нам осталось лишь допросить подсудимого, должны высказаться стороны по заявленному иску о возмещении морального и материального вреда потерпевшим, и суд перейдёт к прениям сторон.
- Как ведет себя на суде обвиняемый?
Обвиняемый свою вину не отрицает. Но меня возмущает, что в деле написано, что это была явка с повинной, хотя он был задержан на месте преступления с трупом. Несколько дней он находился рядом с трупом убитой и с годовалым ребенком, он и не пришел своими ногами в отдел полиции после случившегося, и не заявил о преступлении. Какая же это явка с повинной? Когда сестра погибшей плакала в суде и было видно, как ей тяжело, он не сказал, что сожалеет, ни попросил прощения. Мы будем просить более сурового наказания для него. По этой статье санкция до 15 лет лишения свободы, мы будем просить 14 лет.
- Когда вы начали заниматься делами о домашнем насилии?
С начала 2016 года – почти сразу как я получила адвокатский статус. Я взяла на сопровождение совместно с Мари Давтян достаточно сложное дело. Это было дело Лилии Волковой, когда отец похитил и увез ребенка в Тайланд и присылал матери видеоролики с участием ребенка, в том числе и порнграфического содержания. Потом он пытался взорвать их дом. Это было очень сложно. Два раза я думала о том, чтобы отказаться от ведения этого дела. Потом как-то удалось абстрагироваться от эмоций, настроить себя психологически.
- Какие дела с психологической точки зрения вам сложнее вести?
Психологически мне тяжело браться за дела, где страдают именно дети. Я всегда спрашиваю у потерпевших, а потерпевшие у нас как правило мамы: какое у агрессоров отношение к детям. И мне всегда становится легче, когда она говорит, что детям агрессор вреда не причиняет.
- Какой этап в работе по делам о домашнем насилии для адвоката самый сложный?
Каждый случай разный, потому что мы берем на сопровождение ситуации, находящиеся на разной стадии, и те, где уже возбуждено уголовное дело или где оно уже передано в суд. Но на начальном этапе, наверное, работать сложнее всего – это стадия доследственной проверки, когда к нам обращаются женщины, которые ранее неоднократно писали заявления о применении к ним физической силы, об угрозе убийством, но по ним выносили постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, и так они там лежат в архивах МВД. Иногда бывает даже сложно ознакомиться с такими отказными делами.
- Вы часто пишите жалобы на отказы в возбуждении уголовных дел ?
Было несколько случаев, когда в прокуратуре мне приходилось обжаловать такие постановления. Приходилось доходить до самого главного управления МВД, идти на личный прием к начальнику в этом управлении, чтобы он оказал содействие в ознакомлении адвоката с отказным материалом для дальнейшего составления мотивированной жалобы в прокуратуру. Ты приходишь на прием, руководитель или замначальника делает вид, что все понимает, при мне звонит начальнику МВД, ругается и «дает по шапке» за то, что адвокату препятствуют в осуществлении его профессиональной деятельности.
- И после встречи с руководством все идет иначе?
Бывают абсурдные ситуации. Однажды мне позвонили после такого визита к начальству из главного управления и сказали, что не могут показать материал по отказу в возбуждении дела, потому что это нарушит закон о персональных данных людей, которые там фигурируют. Потом в этой конкретной истории они выяснили личность потерпевшей, она была достаточно медийной и вероятно испугавшись скандала и что всё это будет освещаться в СМИ, стали также всячески препятствовать деятельности адвоката, говорили идите в прокуратуру обжалуйте наш отказ, вот тогда, если вашу жалобу удовлетворят, вы получите материал. Так что иногда приходится обжаловать не сами отказные постановления, но и отказы по заявлению о предоставлении материала, что несомненно затягивает время, которое растягивается на длительные месяца.
- Сталкивались вы с тем, когда сотрудники полиции даже в присутствии адвоката оказывают давление на пострадавших и предлагают «помириться»?
Практически любое дело, которые я веду, с этим связано. По каждому делу, если только это не убийство и не тяжкое преступление, в дознании всегда пытаются уточнить – возможен ли момент примирения? Как-то начальник дознания уговаривал нас примириться, говоря, что агрессору все равно не будет никакой ответственности, «ну штраф ему выпишут – вам что, легче от этого будет?» На что мы говорим «А как же правда?», человек должен быть привлечен к уголовной ответственности за то, что он сделал, за то, что он избил. Для сотрудников полиции, видимо, это незначительные преступления. Обычно нет с их стороны и понимания моральной стороны таких ситуаций.
- Недавно были такие попытки «примирения»?
У меня есть в производстве дело, которое мы ведем вместе с Консорциумом: возбуждено дело по причинению легкого вреда здоровью и угрозе убийством. Недавно по нему я ездила к дознавательнице. Прихожу – чистый стол, она просто сидит за ним. А ведь обычно, когда человек работает, на нём лежат какие-то бумаги, документы… Я заявила ходатайство о том, что нужно выделять из дела другое и отправлять его в следственный комитет. Я привезла это ходатайство и объяснила, что, где и зачем надо сделать. В ответ она разговаривает очень мило, говорит, что попробует что-то сделать. И в завершение говорит, что не знает, как с этим делом будет, и предполагает, что оно затянется надолго. Я спрашиваю – в связи с чем? Она отвечает, что человека, в отношении которого возбуждено дело, она не может найти, «он не отвечает на звонки, не является по вызову». Но у полиции же есть методы заставить человека явиться в отделение! Первый раз она вообще заявила, что если он придёт с адвокатом, то не исключено, что дело развалят. То есть дознавательница не уверена, что она соберет доказательную базу и расследует это дело.
- Качество расследования зависит от того, где находится отделение полиции?
Качество расследования в отделе дознания полиции в Барвихе и качество расследования в отделе дознания по Центральному управлению Москвы совершенно разное – это две совсем разных картины. Пожалуй, только в центре Москвы я встретила более-менее приемлемое отношение к делам о домашнем насилии. При этом каждый раз когда я еду в отделение, я всегда думаю только лучшее и надеюсь, что я увижу перед собой адекватного человека.
- Сталкивались ли вы дискриминацией в своей работе?
Конечно, это зависит от коллег, какие мужчины вас окружают. Скажем честно, что существуют и среди адвокатов мужчины, которые находятся в плену стереотипов, они, конечно, могут оказать юридическую помощь, но при этом не считать это значимой проблемой, относиться к ней скептически. А по поводу дискриминации вообще, да, был у меня один случай. Мы находились в суде с моей потерпевшей, и в перерыве ко мне подходит защитник подозреваемого и при моей доверительнице начинает критиковать мою работу в суде. Стал говорить мне, что мы просто подружки и я, имея статус адвоката, пришла поддержать её. Это было очень неприятно. Возможно, это оттого, что я выгляжу моложе своего возраста, и многим сначала кажется, что пришла молодая девчонка — «сейчас мы быстро ее на место поставим». Может быть, это ещё и совокупность возраста и пола играет роль; но я наблюдала, как один и тот же следователь по-разному разговаривал с адвокатом-мужчиной в годах, и как менялся его тон, когда заходила я.
Проект “Центр защиты пострадавших от домашнего насилия” реализуется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.
Беседовала Софья Русова